Они всегда вспоминали эти июньские дни 1941 года

Бабушка со своей младшей дочерью – ей было 15 лет – приехала в гости в Ленинград к старшей дочери, Зое. Она жила в Ленинграде в общежитии аспирантов ВИРа на Саперном пер. 7. Младшая дочь – это моя мама – Рита.

Они приехали в Ленинград из Житомира 21 июня 1941 года. Поезд почему-то прибыл на Варшавский вокзал, и они отправились в общежитие Зои. Вечером же все вместе вышли на прогулку по Невскому проспекту. В те времена Ленинград для них был словно Нью-Йорк, что-то за гранью воображаемого. До войны в городе сохранялись остатки прежней роскоши, еще многое выглядело как в царские времена, было много шикарного, люди были из того, прошлого времени. 

 Ленинград, Невский проспект до войны

 На маму сильное впечатление произвели цельные окна в старых домах Петербурга. Почему-то она связывала с ними большие надежды, ей казалось, что её счастье состоится именно за такими окнами. И потом она мне часто показывала на такие окна. Что-то она писала потом в своем дневнике, что из-за войны всё рухнуло, мужчин почти не осталось, и "не сбылись ее мечты о цельных окнах"… И я по привычке тоже до сих пор отмечаю эти окна. Они остались. 

Ленинград, Кирочная, 24. Дом с "цельными окнами". По Кирочной они часто ходили в блокаду. Это было рядом с их общежитием.

На следующий день они собрались поехать в Петергоф. Но с утра сообщили, что днем будет передаваться важное правительственное сообщение. Началась война. Расстроились, никуда не поехали. Всё моментально изменилось – обстановка, лица людей. Они долго не могли решить, что им делать – оставаться в Ленинграде или вернуться в Житомир. Остались в Ленинграде. Выехали в Пушкин, жили там до начала блокады в служебных домиках на территории ВИРа (в двух шагах от нашего будущего дома, где я потом прожил 38 лет).

Из дневника мамы, Маргариты Васильевны Янушевич:  

"22 июня 1993. Роковой день, памятный день. День конца жизни. Не выразить. По дороге в Ленинград было много молодых мужественных мужчин. Военных. Обращали внимание, ухаживали. Говорили хорошие, интересные слова. Потом, после 22-го, всё резко сломалось. Опустело. Больше такого не стало. Ощущение 22-го, что – конец, не выбраться из несчастья. Как я плакала, когда вышел [из поезда] где-то в Витебске Владимир! Всё это похоронено во мне. Что с ним? Ехал домой, к маме. (…)

Бедные мы! Такой дорогой ценой заплатили за дальнейшую жизнь при советском фашизме. Сохранили сталинизм. Так победа ли? Помню чувство конца своей личной жизни в этот день. Обвал. Черные предсказания внутри оправдались. Потом больше никогда не встречала, не наблюдала столько красивых, настоящих мужчин. Выкосил 1937-1941 г."